April 20th, 2013

кошкарыжая

В одном дворе



В одни прекрасный майский день я открыла для себя, что жить на расстоянии вытянутой руки пятидесяти метров до другого дома - не так уж и страшно. Точнее, это открылось утром этого дня. Прямо напротив, балкон в балкон, жил Миша с мамой, бабушкой, старшей сестрой и младшим братом. Из всей их семейки самыми нормальными для просто общения был он и его бабушка. Говорили, что она то ли вдова бывшего белого офицера, хотя, вряд ли - по возрасту ей должно было быть на то время не меньше восьмидесяти. Она была гораздо моложе. То ли вдова офицера из ведомства ГУЛАГа. Вторая версия подходила идеально. Так как  Миша рассказывал, что они жили раньше безбедно на севере области. А там только лагеря... Бабушка была интеллигентна, вежлива и скромна. Никогда не встревала в частые магазинные свары в очередях, не делала замечаний посторонним, в отличие от всех прочих пролетарски вопитанных соседок. Миша походил манерами на неё. Если приглядется внимательнее - она до сих пор была очень красива. Чего не скажешь ни о дочери, ни о внуках.
Над ними, на трьем этаже, жила семейка рыжих. Папа часто попивал, воспитывал жену и детей. Детки, один старше меня на два года, другой младше на столько же, постоянно кривлялись из окон и наводили зеркалами солнечных зайчиков. Мама их была родной тёткой моей одноклассницы. Она тоже любила глазеть, но с балкона.
Под Мишиной квартирой, на первом этаже, жили не менее вредные люди. Они приехали из какой-то дальней деревни. Они завидовали всем, но молча. Ходили насупившись, смотрели из-под лобья.
Рядом с Мишиным был балкон Руденко. Тётеньки, работавшей в конторе у буровиков. К ней прибился мужчина Бочкарёв. Так как детей у них не было, то они ни в чём себе не отказывали - дом у них был - полная чаша. Каждое утро они открывали настеж балкон и оттуда неслись немыслимые для того времени запахи: свежесмолотого и свежесваренного кофе, нежнейших французских духов, шоколадных конфет, яблок. И зарубежная музыка.
Рядом жил вредный дылда из " в" класса. Он всегда обзывал меня из форточки. Скрывая лицо за тюлем. Смешно. Можно подумать, я не узнавала его по голосу и по звуку не могла определить откуда звучат слова.

И вот, однажды майским утром я обнаружила, что есть на свете справедливость.
Была суббота. Взрослые собирались в огород, а я решала: ехать с ними и мёрзнуть, или остаться и погулять/почитать. Решив в пользу остаться и погулять, я открыла шифоньер настеж, чтоб по-нормальному рассмотреть свои наряд в большом зеркале, которое было, как раз, на одной из створок шифоньера. Я впервые после тяжёлой зимне-весенней одежды одевала новую лёгкую куртку и выбирала, какая косынка подойдёт на шею. Я вертелась и так, и сяк. Вдруг раздался громкий возглас из дома напротив. Это рыжие, взяв большое зеркало, решили, как всегда поизгаляться надо мной. Да не сообразили, что зеркало в моей квартире отфутболит их зайчика на них самих. И оно отфутболило, ослепив их. Они возмущались. Жаловались родителям. Их похмельный отец, пошатываясь, выперся на балкон и что-то шипел, грозя мне пальцем. Видя, что я не испугалась его пальца, утянулся домой. На балкон выскочила мать в расхристанном халате и начала орать, грозя уже кулаком. На что мой папа, заметив какое-то движение в мою сторону, но не понимая что произошло, покрутил у виска. Потом, узнав у меня в чём причина, разозлился. Я давно ему на них жаловалась. И вот настал момент истины.
Мои родители вышли на улицу и двинулись в сторону гаража. В это же время из дома напротив появились рыжие соседи. Всем семейством. Малолетние хулиганы потирали ручки, что вот щас их отец покажет моим родителям, кто тут главный. Но, не тут-то было. Те же тоже не знали, в чём суть дела. Одному недосуг было заниматься воспитанием отпрысков вследствие увлечения спиртным, другая одна волокла дом и троих оболтусов. Мой папа сказал, что пойдёт в милицию и тогда неизвестно, чем дело кончится. А кончится оно явно не в их пользу. Их папаша при словах про милицию как-то сник сразу. Понял где-то задним чувством, что не всё так просто в жизни, как ему казалось. Что здесь чужой ребёнок. То есть, я. Что я - девочка. Что его сорванцы самые обыкновенные хулиганы. Подлые и гадкие. Что надо это дело как-то исправлять. Хотя бы перед лицом соседей. Которые на шум разбирательства уже слетелись к окнам и балконам. И перед лицом моих родителей. Никто ж не собирался терпеть их выходки дальше. И слова про милицию сказаны были вполне серьёзно, а не так - попугать.
Гадкие же и подлые, учуяв, что дело разворачивается не так, как они расчитывали, за спинами взрослых показывали мне кулаки.
Чтоб сохранить своё лицо перед всеми рыжий папаша дал обоим оглоедам по тумаку и загнал их домой. Дома он уже навалял обоим по первое число. Меня долго потом никто не тревожил ни выкриками, ни зайчиками.
кошкарыжая

(no subject)

А где у нас в Перми ресторан " Генацвале" находится? И Арбат пермский - это какая бывшая?